Змея
Я всегда удивлялся, зачем моему соседу, мистеру Карстайрсу, такой огромный дом, если он обитал в нём в полном одиночестве. Я не раз собирался зайти к нему в гости, но у меня всё как-то не находилось времени, — вплоть до того рокового воскресенья, когда ко мне приехал из Южной Африки молодой инженер по имени Джексон. Как и я, Карстайрс занимался разработками копей в южноафриканских провинциях. Они с Джексоном увлеклись обсуждением различных технических аспектов горного дела, а я лишь время от времени поддакивал и не спеша потягивал превосходный виски, которым нас угостил хозяин.
Всё началось с летучей мыши, бесшумно влетевшей в распахнутые настежь окна.
— Выгоните, выгоните её! — завопил Карстайрс.
Я выключил свет, и мышь, сделав несколько зигзагов по комнате, вылетела вон.
— Где она? — хрипло прошептал Карстайрс, когда в комнате вновь стало светло.
— Можно подумать, вам явился дьявол собственной персоной, — усмехнулся я.
— Кто знает, — без тени иронии произнес Карстайрс.
Карстайрс, прагматичный стокилограммовый англосакс, ничуть не смахивал на неврастеника, и когда он со всей серьёзностью спросил меня, верю ли я в магию, я столь же искренне ответил, что не верю.
— Напрасно, — твёрдо проговорил он, — поверьте, я нахожусь здесь только благодаря магии.
— Вы шутите? — удивлялся я. — Тогда, может быть, вы расскажете нам об этом?
— Тринадцать лет я провёл в Южной Африке, — начал свой рассказ Карстайрс. — Там, в Мбабане, — это на границе с португальскими владениями, в местном баре, я встретил Бенни Исааксона, и он предложил мне работу. Я сидел на мели, и потому согласился. Вскоре я выяснил, что он занимался контрабандным ввозом оружия из-за португальской границы и незаконной торговлей спиртным. Все его покупатели были, конечно же, чёрными, поскольку, за исключением Ребекки, жены Бенни, во всей округе на день пути вы не встретили бы ни одного белого. Но главным источником его богатства была работорговля; на этой почве я и столкнулся с магией.
Трудно сказать, когда Бенни познакомился с колдуном Умтонгой. Этот негодяй продавал Бенни всех невостребованных девственниц своего племени, а Бенни отправлял их, вместе с жёнами своих должников, крепко застрявших в его когтях, в португальские колонии. Все беды начались примерно через год после моего приезда туда. Этот Умтонга оказался изрядным мотом; он начал влезать в долги, а потом выяснилось, что ему нечем платить. Однажды Умтонга явился с тремя женщинами — такова, видимо, была величина его первоначального долга. Но у Бенни существовала своя система расчёта с должниками, — требовалось также оплатить ежедневно набегавшие проценты, — и к этому моменту он требовал от Умтонги уже тридцать женщин. Перегородки в доме были тонкие, и я подслушал, что он предложил Бенни выбирать между тремя женщинами и смертью, которая настигнет его ночью. Будь Бенни мудрее, он остановил бы свой выбор на женщинах. Но он велел Умтонге убираться к дьяволу — и Умтонга ушёл.
Около дюжины человек ждали Умтонгу на улице. Они подали ему двух живых петухов — чёрного и белого, он сел прямо перед верандой и тут же убил их. Он внимательно осмотрел их печень и принялся, сидя на корточках, раскачиваться из стороны в сторону и напевать надтреснутым голосом жуткую монотонную песню. Его спутники легли плашмя и поползли на животе вокруг него, извиваясь всем телом. Это продолжалось не менее получаса, а затем старый колдун начал танцевать. У меня и сейчас перед глазами его развевающийся пояс из обезьяньих хвостов, я вижу, как прыгает и вертится этот старый колдун, — откуда только в тщедушном дикаре нашлись силы? Потом он рухнул навзничь, словно с ним случился удар. Его подняли и унесли, и с веранды нам было видно, что у него изо рта шла пена.
За ужином Бенни был озабочен больше обычного, но я мог понять его настроение. Затем он ушёл подсчитать дневную выручку, а я отправился спать. Около двух часов ночи меня разбудила его жена. Она сказала, что задремала, а когда проснулась, Бенни не оказалось рядом. Мы обнаружили его в конторе. Он сидел, вцепившись в ручки кресла и уставившись в одну точку широко раскрытыми от ужаса глазами, а всё тело его сгорбилось, словно он пытался от чего-то укрыться.
Мы похоронили Бенни на следующий день. Погребальная процессия выглядела весьма обычно для тех мест: женщины завывали, а мужчины угощались бесплатной выпивкой. Появился Умтонга. Я не знал, как поступить с ним, — ведь ни один здравомыслящий европеец не станет рассматривать камлание в качестве доказательства убийства.
После похорон Умтонга подошёл ко мне и потребовал вернуть ему палку, которую, по его словам, забыл вчера в конторе Бенни. Возможно, вам приходилось видеть такие палки. Их вырезают из твёрдого дерева и рукоятку изготавливают в виде головы змеи. Палка Умтонги была великолепна — длинная, тонкая, но тяжёлая, словно налитая свинцом и способная стать, при необходимости, отличным оружием. Я действительно нашёл её в конторе и, не говоря ни слова, отдал колдуну.
Дней через десять Ребекка вернулась к делам, в том числе к вопросу о долге Умтонги. Я предложил попытаться договориться с ним и получить с него столько, сколько он в состоянии отдать. Но об этом она и слышать не хотела. «Мне надо заботиться э-э-э, — (здесь Карстайрс сделал странную паузу, как будто не мог подобрать нужное слово) о своём будущем, — кричала она. — Пошли кого-нибудь за ним, а когда он явится — потребуй с него плату».
На другое утро я отправил к Умтонге слугу, и ещё через день колдун в сопровождении своей свиты появился у нас. Я принял его в конторе Бенни, сидя в том самом кресле, в котором бедняга умер, и сразу приступил к делу. Несколько минут Умтонга молча глядел на меня. Вдруг в его чёрных, словно бусинки, глазах вспыхнул странный угрожающий огонёк, и он медленно проговорил:
— Ты тоже хочешь отправиться к Великому Духу?
Было что-то зловещее и властное в его неподвижном взгляде; я почувствовал себя несколько не в своей тарелке, но решил не сдаваться и сказал колдуну, чтобы он немедленно вернул долг — деньгами или женщинами.
— Ты и так много заработал. — Он искренне верил, что все деньги Бенни теперь мои. — Помни, если Умтонга захочет, он сделает плохую магию, и ты умрёшь.
Не в моей власти было решать за старуху. Поэтому Умтонга получил от меня тот же самый ответ, какой раньше дал ему Бенни. Колдун лишь презрительно улыбнулся — более презрительной улыбки мне не приходилось видеть — и вышел из дома к своим людям.
Они разыграли тот же спектакль с петухами, ползанием на брюхе и очередным припадком, хватившим старика. Сгустилась тьма, и тяжёлые предчувствия овладели мною, когда я вспомнил о фиолетовом лице Бенни и его выпученных глазах. Я поужинал и отправился в контору Бенни. Сначала я обшарил все углы: вдруг кто-то притаился там. Затем плотно закрыл окна и прислонил к ним стулья таким образом, чтобы при падении они разбудили меня, если я засну. Я выключил свет, чтобы не стать мишенью для стрелы или копья, и начал ждать.
Никогда ещё ночь не тянулась так долго. Ночные звуки, доносящиеся из вельдта, я принимал за шаги подкрадывающихся ко мне врагов, и несколько раз я был готов стрелять в тени, принимавшие, как мне казалось, странные очертания. Около одиннадцати взошла луна. На полу обозначились яркие полосы от холодного света, проникающего сквозь щели между планками жалюзи, и я, словно заворожённый, раз за разом пересчитывал их, пока не задремал.
Я проснулся, словно от толчка. В комнате, как будто, что-то изменилось. Когда же я сообразил, что именно, мои ладони стали липкими от пота. Умтонга опять забыл свою палку, и, обыскивая контору, я поднял её, валявшуюся на полу, и прислонил к столу перед собой. Теперь палка исчезла. В голове у меня мелькнула безумная мысль: что если палка вовсе не была палкой? Затем я увидел её — она неподвижно лежала на полу, освещённая светом луны. Я не отрываясь смотрел на палку, и от напряжения у меня на глаза навернулись слёзы. Полосы света на полу задвигались, словно морские волны, и я зажмурился. Когда я вновь открыл глаза, змея уже подняла голову.
Теперь я знал, как умер Бенни, и почему его лицо почернело. Палка Умтонги оказалась самой опасной змеёй Африки — чёрной мамбой, после укуса которой человек живёт не более четырёх минут. В руке я держал револьвер, но сейчас от него было мало проку. Попасть в змею, да ещё в полутьме, можно было только из дробовика, которого, увы, здесь не было. Я сидел совершенно окаменевший — точно так же, как, наверное, сидел и Бенни...
Меня спас случай. Когда змея приготовилась к броску, я, пытаясь вскочить на ноги, поскользнулся и перевернул плетёную мусорную корзину, и змея, вместо того, чтобы укусить меня, попала в неё во время прыжка. Её голова пробила стенку корзины и застряла внутри. На своё счастье, в тот день я очищал ящики стола
Бенни от всякого мусора и выбросил оттуда огромную кучу образцов кварца. Корзина наполовину была заполнена ими, и этого оказалось достаточно, чтобы удержать змею на месте. Её тело извивалось, словно огромный хлыст, но голова оставалась в корзине, а я, не теряя ни секунды, прижал её хвост к полу тяжёлыми конторскими книгами. Затем я вновь взял в руку револьвер. «Попалась красавица, — подумал я. — Сейчас я отстрелю тебе голову, а из твоей шкуры сошью себе пару отличных туфель».
Я встал на колени, держа дуло револьвера в полуметре от её головы, и прицелился. И вот тут началась чёрная магия. Я увидел, что стою в хижине Умтонги, и там, где секунду назад была змея, лежит спящий — или находящийся в трансе, если вам так больше нравится, — Умтонга. В знак приветствия я поднял руку. Мне показалось, что она дотронулась до чего-то в пустоте, и затем я с ужасом понял, что коснулся корзины, в которой застряла голова змеи.
По моему телу словно пробежал электрический ток, и волосы на голове встали дыбом. Невероятным усилием воли я отдёрнул руку. Умтонга содрогнулся, и я услышал глухой звук — змея ударила в то место, где только что была моя рука. В лицо мне ударил порыв ледяного ветра, дувшего на меня прямо из ноздрей Умтонги. Всё моё тело, казалось, оцепенело от холода, и я чувствовал, что ещё секунда — и я упаду прямо на змею.
Я сконцентрировал всю свою волю на руке, державшей револьвер, и сфокусировал свой взгляд на лбу Умтонги, словно держа его на мушке. Я сделал над собой ещё одно, поистине сверхчеловеческое усилие, и мой окоченевший палец наконец-то ожил и начал медленно нажимать на курок. И тут произошла ещё более странная вещь. Спящий Умтонга заговорил со мной — не словами, конечно, но так, как дух разговаривает с другим духом. Я и сейчас слышу его так же ясно, как вижу перед собой вас, — он умолял меня пощадить его, и в эту ночь, когда время и пространство перестали существовать, я понял, что Умтонга и змея были одно и то же. Затем перед моим взором возник чистый, аккуратный офис в Иоганнесбурге, и в нём сидел я, одетый в приличный костюм. Я увидел и другой дом, тот самый, где мы сейчас сидим, и ещё многое, многое... и я услышал, как Умтонга произнёс: «Всё это будет твоим, если ты пощадишь меня». Затем черты Умтонги помутнели, и я вновь увидел залитую лунным светом контору Бенни и застрявшую голову мамбы.
Я положил револьвер в карман, вышел из комнаты, запрев за собой дверь, и отправился спать. Утром я отправился в контору Бенни. Палка лежала около стола, и её набалдашник торчал внутри корзины. Чуть позже появился Умтонга, присмиревший и совершенно измождённый. Он сразу же заговорил о своём долге и спросил, не смогу ли я частично простить его. Если необходимо, он заплатит всё целиком, но для него это будет крах, — продав своих жён, он потеряет авторитет в своём племени. Я объяснил, что здесь решает Ребекка. Умтонга очень удивился, — он считал, что после смерти Бенни я веду все дела как хозяин. Затем он поинтересовался, что я сделал бы, если б всё действительно оказалось в моих руках. Я ответил, что никогда не занимался вымогательством, и мой ответ, похоже, удовлетворил его. Он взял своего ужасного двойника и, не сказав более ни слова, заковылял прочь.
На следующей неделе я уехал в Мбабане за покупками. Я отсутствовал два дня и две ночи, а когда вернулся, узнал о смерти Ребекки. Слуги рассказали, что вечером того дня, когда я уехал, к ней приходил Умтонга. Он опять проделал весь свой ритуал перед верандой, а утром Ребекку нашли почерневшей и мёртвой. Я спросил, не забыл ли он свою палку, и слова слуг лишь подтвердили ответ, который я знал заранее: он вернулся за ней на следующий день.
Я начал сворачивать дела, которые вёл Бенни, и одновременно, доска за доской, разбирал его жилище. Бенни не верил банкам, и я знал, что у него где-то спрятан клад. Через три недели я отыскал его, и у меня на руках оказалось десять тысяч. С тех пор они превратились в сто тысяч, так что я, как видите, действительно нахожусь здесь благодаря чёрной магии. И теперь вы, наверное, не удивляетесь, почему летучая мышь так испугала меня ...
Когда Карстайрс замолчал, что-то заставило меня повернуться и взглянуть на Джексона. Он, не отрываясь, смотрел на рассказчика, и его глаза яростно пылали.
— Ваше имя не Карстайрс! — внезапно вскричал Джексон. — Вас зовут Томпсон, а меня — Исааксон. Вспомните о ребёнке, которого вы ограбили и бросили в джунглях.
И прежде, чем до меня дошло значение сказанного им, он вскочил на ноги, выхватил нож и со словами: «Ты заплатил этому дьяволу, чтобы он убил мою мать!» — ударил Карстайрса в сердце.
Перевёл
Андрей КУЗЬМЕНКОВ
