Пеший по-конному (случай при Бородино)
- В атаку! Марш-марш!
Наконец-то наш полковник Пётр Яковлевич, скомандовал атаку порядком заскучавшим гусарам! Сделал он это ровнёхонько, когда было нужно - словно по линейке и часам выверял шаг каждого коня - своего и вражеского.
На редуте, напротив нас, кипел бой. Французская пехота штыками прокладывала себе путь к траншеям, а кирасиры стремглав летели на пятившиеся русские батальоны, чтобы втоптать их в пыль. Спасти наших могло только построение в каре, но ни времени, ни возможности у них на этот тактический приём не было. Именно тогда мы и появились на поле брани. Не успели французские кавалеристы срезать первые шеренги отстреливающихся русских, как фланговым ударом мы смяли порядки врага, кого опрокинули, а кого погнали прочь. Пехота, приободрившись, повернула назад и при нашей поддержке ворвалась в потерянный было редут. К сожалению, развернутый строй не позволил мне маневрировать, и я вынужден был галопировать прямиком через траншеи и зарядные ящики, лафеты пушек. Везло мне недолго: у очередной рытвины конь мой, раненый шальной пулей, оступился, и я с саблей наперевес стремглав полетел в атаку на пыльный бруствер*.
Очнулся я нескоро - моего эскадрона и след простыл, не было видно и лошади. Рядом стояла только пехота и артиллерия.
- Гляди-кось! - толкнул веснушчатый артиллерист товарища под локоть. - Никак гусар-то живой!
- Тьфу ты, пропасть! - укоризненно ругнул неуклюжего приятеля пехотинец в изодранном окровавленном мундире. Он вознамерился покурить трубочку, но из-за неожиданного толчка просыпал драгоценный табак под ноги.
- Что, Ваше высокоблагородие, жарко сегодня? - хитро подмигнул мне пехотинец, бережно пряча трубку за пазуху.
- А то сам не видишь, - хмыкнул я. - Эвон француз норовит с тебя мундир штыком сковырнуть, чтобы ты от жары не помер!
- Весёлый вы, барин! - засмеялся пехотинец, и вокруг его иссохших губ побежали морщинки-трещинки. - А мы уж думали, отошли Вы на небеса.
Я принялся осматриваться.
- Своих ищете? - с пониманием кивнул артиллерист и чёрной от пороха рукой показал на синевший лес. - Вон туда они поскакали, когда им драгуны в бок вдарили.
Я собрался ковылять к лесу, чтобы присоединиться к своему полку, но тут французская пехота, до того безропотно стоявшая под обстрелом, зашевелилась.
- Эх, на колу мочало, начинай сначала! - сплюнул в досаде артиллерист. - И передохнуть не дадут, басурмане.
С этим он подхватил банник** и принялся быстрыми, выверенными толчками прочищать жерло пушки.
- Как идут! - завистливо пробормотал пехотинец, загораживаясь ладонью от солнца. - Ровно на параде! И откуда их столько понаползало? Как тараканов из-за печки.
- Сейчас вот тараканы-то штыками тебя и пощекочут, - ухмыльнулся веснушчатый артиллерист.
- А ты бей их поточнее, - посоветовал пехотинец, - тогда на мою долю никого и не останется.
- Не-е-е, - задумчиво покачал головой артиллерист, топориком вскрывая зарядные ящики с картечью. - Этих только пушками не остановишь. Настырные и до драки охочие.
- Прикажете палить? - повернулся ко мне артиллерист.
- А это уж как командир ваш решит, - удивился я, что он обращается ко мне.
- Так поубивало всех командиров, - устало пояснил мне солдатик. - Все, как один, полегли.
Я ещё раз осмотрелся. Действительно, изготавливая оружие к стрельбе, поближе к пушкам теснились лишь рядовые. Ни одного эполета или шпаги с кистями я рассмотреть не смог.
- Чей же это батальон? - обернулся я к пехотинцу, сосредоточенно застёгивающему свой оборванный мундир на все оставшиеся пуговицы.
- Полк, ваше высокоблагородие, - поправил меня солдат. - Это был полк. Утром.
- И чего им тут - мёдом намазано? - тоскливо вглядывался в приближающиеся колонны артиллерист. - Четвёртый раз на нас идут. Поле - вон оно какое большое, а они всё на нас да на нас...
- Высотка тут, - пояснил я стратегемы французских генералов. - А пушки, брат, можно ведь и в другую сторону развернуть и с этой высотки по нашему брату лупить.
- Ну это уж дулю! - возмутился лопоухий. - Уж в случае чего я у своей пушки замок сломаю!
- Батарея! - влез я на лафет, чтобы меня было видней и слышней. - Пали разом, как только француз из пшеничного поля выйдет. Им-то все равно, где помирать, а нам, может быть, там ещё урожай собирать!
Несколько пехотинцев засмеялись, наклоняясь к раненым однополчанам, передавая мои слова. Что ж, это хорошо, что они способны смеяться. Значит, дух их не сломлен. Может, выстоим ещё разок, пока наши резервы не подтянутся. В резервы я, правда, слабо верил - уж больно жестокая бойня развернулась в тот день на Бородинском поле. Казалось, вся Франция и вся Россия стеной пошли друг на друга. Никогда - ни до того, ни после - не видел я такого количества людей, вначале живых, а потом - мёртвых. И где-то там, по этим овражкам и взгоркам, то пропадая в пороховом дыму, как в тумане, то появляясь вновь, бежала и моя смерть. Но, видать, не дошла, напоровшись на картечь русского канонира или штык гренадёра...
