Удивительная миссис Пентерби
(отрывок)
Именно Реджи Браттлу принадлежала идея превратить потенциального белого слона в тягловую лошадку, способную потянуть его нелёгкое финансовое бремя. Поместье под названием «Липы», унаследованное им без каких-либо дополнительных финансовых средств на его содержание, представляло собой одно из тех претенциозных, неудобных во многих отношениях строений, жить в которых мог позволить себе лишь весьма богатый человек, а из сотни богачей едва ли один был способен оценить его по достоинству. Такой дом мог годами болтаться на рынке недвижимости, даже окружённый рекламными щитами, объявлявшими его, в пику скептически настроенным покупателям, в высшей степени желанной резиденцией.
Замысел Реджи состоял в том, чтобы на период с октября до конца марта собрать в доме компанию молодых и молодящихся людей обеих полов, не настолько богатых, чтобы всерьёз заниматься охотой, но любящих поиграть в гольф и бридж, потанцевать и время от времени посетить театр. При этом статус проживающих в поместье менялся от платящего за себя гостя на платившего за себя хозяина; выбранный комитет должен был контролировать вопросы снабжения и текущие расходы, а неформальной рабочей группе предстояло взять на себя организацию развлечений.
Поскольку начинание носило экспериментальный характер, от его участников требовался максимум взаимотерпимости и взаимопомощи. И когда сложилось многообещающая ячейка, состоящая из одной-двух молодых супружеских пар, дело, казалось, сдвинулось с мёртвой точки.
— Думаю, что при хорошей организации и некотором количестве необременительно-усердного труда всё сложится удачно, — сказал Реджи, а он был из числа тех, кто проявляет оптимизм лишь после приложенных усилий.
— Но есть один камешек, о который вы неминуемо споткнётесь при самом лучшем управлении, — с горячностью возразил майор Дэгберри. — Женщины начнут ссориться. Заметьте, — продолжал он, вполне в духе пророков апокалипсиса, — я не утверждаю, что не станут ссориться мужчины, вполне возможно, что и они тоже; но женщины ссориться просто обязаны. Тут уж ничего не поделать; это заложено в самой их природе. Рука, качающая колыбель, можно сказать, раскачивает весь мир с энергией, соизмеримой с вулканической. Женщина умеет сносить лишения, готова к самопожертвованию и способна героически пренебрегать самым необходимым, но без одной роскоши она обойтись не может — без ссоры. Где бы она ни находилась, сколь бы мимолетным ни было её появление на сцене действия, она непременно затеет склоки, и в этом можно нисколько не сомневаться, равно как и в том, что француз состряпает себе суп даже в арктической глуши. В начале морского путешествия, пока пассажиры-мужчины не успеют запомнить в лицо и полдесятка своих спутников, у среднестатистической женщины уже начинаются трения с парочкой неприятных ей особ и готовится почва для конфликта ещё с одной-двумя, — при том условии, разумеется, что на борту находится достаточно женщин, чтобы стали возможными массовые ссоры. При отсутствии же подходящей кандидатуры она поссорится со стюардессой. Вы планируете эксперимент на полгода; пяти недель хватит, чтобы война не на жизнь, а на смерть разразилась на шести фронтах, как минимум.
— Да полноте, у нас всего-то восемь женщин, — запротестовал Реджи. — Трудно представить, чтобы они перессорились так быстро.
— Возможно, не все начнут заводить ссоры, — согласился майор. — Но каждая примет ту или иную сторону; очень скоро у вас наступит настоящий ледниковый период, воцарится холодная беспощадная враждебность, эпизодическими нарушаемая открытыми выпадами, напоминающими извержения Этны; и это столь же верно, как и то, что скоро настанет Рождество, традиционно мирное и доброе. Не в наших силах изменить это, старина; и не говорите потом, что вас никто не предупреждал.
Как ни странно, в течение первых пяти недель эксперимента пророчества майора Дэгберри не подтвердились, зато оптимизм Реджи вполне оправдался. Разумеется, случались мелкие перебранки, и некоторая недоверчивость нередко напоминала о себе в повседневной жизни; но, в целом, женщины очень неплохо уживалась между собой. Правда, имелось одно примечательное исключение. Чтобы в сердцах представительниц прекрасного пола вспыхнула ненависть, не потребовалось пяти недель, — и пяти дней оказалось более, чем достаточно. Большинство женщин утверждало, что неприязнь к миссис Пентерби возникла с первого взгляда; впрочем, возможно это было придумано задним числом.
Она, определённо, не относилась к тому типу женщин, которых согревает исключительно мужское внимание, и потому отлично ладила с мужчинами; ей нельзя было отказать в отсутствии качеств, обязательных для всякой особы, стремящейся быть полезным и желанным членом кооперативного объединения. Она никогда не старалась перехитрить своих компаньонов и не пыталась изобретать уловки, чтобы отлынивать от возложенных на неё обязанностей. Она с азартом играла в бридж, и за карточным столом её манеры были безупречны. Но при малейшем соприкосновении с любой представительницей её пола мгновенно вспыхивала враждебность; её умение вызывать к себе неприязнь граничило, казалось, с гениальностью.
Каким бы ни был объект, удостоившийся внимания миссис Пентерби — толстокожим или чувствительным, вспыльчивым или уравновешенным — результат неизменно был одним и тем же. Она могла афишировать маленькие слабости, уколоть в больное место, пригасить энтузиазм; она обыкновенно выдвигала бесспорные аргументы, а если бывала неправа, умела так повернуть разговор, что её антагонист начинал выглядеть глупцом или упрямцем. Она отзывалась о жутких вещах как о само собой разумеющихся, а о само собой разумеющихся — как о жутких. Она просто неприятна — таким был единодушный женский вердикт.
О том, чтобы принять чью-либо сторону, как предрекал майор, нечего было и думать; неприязнь к миссис Пентерби стала играть роль чуть ли не связующего звена между прочими женщинами, и нередко случалось так, что зарождавшиеся конфликты гасли из-за того лишь, что она слишком явно стремилась их раздуть и распространить; сильнее же всего раздражало её умение сохранять полную невозмутимость рядом с распалёнными оппонентами. Большинство своих язвительных ремарок она произносила бесстрастным размеренным тоном человека, который знает, что прав, но которому абсолютно безразлично то, в чём он прав, — короче говоря, так, как кондуктор подземки объявляет, что следующая станция — Бромптон-роуд. Однажды миссис Вал Гвептон, обладательница отнюдь не самого уравновешенного темперамента, дала себе волю и без околичностей высказала миссис Пентерби всё, что о ней думает. Миссис Пентерби терпеливо дождалась, пока поднятый этой рассерженной маленькой женщиной ураган слегка утихнет, и спокойно заметила:
— А теперь, дорогая миссис Гвептон, позвольте сказать вам то, что, по вашей милости, мне не удаётся уже две или три минуты: у вас шпилька слева вот-вот упадёт. Те, у кого тонкие волосы, всегда мучаются со шпильками.
— Что с такой женщиной делать? — посетовала миссис Вал, пересказывая этот разговор сочувствующим слушательницам. Разумеется, Реджи неоднократно делались намёки насчёт поведения столь неприятной особы. Его невестка открыто осуждала её многочисленные недостатки. Реджи выслушивал всё это с нарочитым сожалением, словно речь шла о разрушительном землетрясении в Боливии или неурожае в Восточном Туркестане, — событиях столь далёких, что, кажется, можно почти убедить себя в том, что они вообще не происходили.
— Эта женщина обладает какой-то властью над ним, — мрачно подвела итог невестка. — Либо она помогает ему финансировать его начинание и пользуется своим положением, либо, не дай Бог, он безрассудно увлечён ею. У мужчин бывают самые странные причуды...
Перевёл с англ. Андрей КУЗЬМЕНКОВ
