Аква-тофана
Читатели моих записок наверное помнят, что моя жизнь, полная приключений и опасностей, вошла в самую непредсказуемую фазу, когда покойный император Павел отослал меня на остров Корсика с важным поручением. Я должен был доставить письмо от императора молодому республиканскому генералу Наполеону Бонапарту, в котором Павел прозорливо видел своего будущего союзника. 
Естественно, отвечая головой за столь важные бумаги, я отправился
в дорогу инкогнито. Некоторое время меня сопровождал – до Офена, мой наставник и доверенное лицо императора — Михаил Фёдорович. Однако в Офене нам пришлось столкнуться с происками австрийской разведки. Уж очень интересно стало господам-австриякам отчего это важный русский вельможа и сопровождающий его гусар мчатся на всех парах через матушку-Европу.
Чтобы оторваться от погони мне пришлось потрудиться – и через пропасти на верёвке переправляться, и на утлом судёнышке на Корсику плыть. Поручение императора Павла – пусть и не целиком, я выполнил. И… вздохнул спокойно. Теперь предстояло вернуться в Россию с докладом. Никаких трудностей в пути я не предполагал. Но, оказалось, что я рано расслабился…
В один мах я домчался до Милана. Свои пистолеты я растерял в стычках, и нужно было купить новые, иначе ни один сослуживец-однополчанин не поверил бы, что я проезжал через знаменитый город оружейников и ничего не удосужился приобрести.
Зайдя по известному мне адресу, я разжился новым оружием на остаток отложенных на обратный путь средств. Старичок-продавец и глазом не моргнул, отпуская мне очередные пистолеты, но следил за мной зорко: видно, решил, что я не кто иной, как презренный наёмный убийца.
Пообедать я решил в большой, мрачноватой на вид траттории. Харчевня располагалась в полуподвале, свет падал лишь из сводчатых окошек, пробитых почти под потолком. Столы и лавки оттого казались серыми, ряды их разбавляли черные кляксы посетителей. Хоть воздух здесь не отличался чистотой и свежестью, зато не было и жары. А жара меня в последние часы донимала чуть ли не до дурноты.
К счастью, слуги в заведении оказались расторопными. Едва я устроился за столом, как мне принесли кувшин прекрасного, в первую очередь из-за его прохладного состояния, итальянского вина. Я выпил два стакана кряду, но облегчение почувствовал ненадолго. Вдруг зашумело в голове, а в ушах тоненькими, прерывающимися голосками затянули заунывную песню комары. Пока где-то на кухне дозревала моя яичница с жареным окороком, я пропустил ещё стаканчик.
Вдруг из-за соседнего стола поднялся сухопарый мужчина, закутанный в длинный плащ и, не снимая широкополой шляпы, сел на лавку напротив меня. Онемев от странного и вызывающего поведения этого господина, я лишь молча смотрел на него, ожидая продолжения эскапады.
– Вот мы с вами и встретились, Ивань Матевеевич, – смешно коверкая моё имя-отчество на иностранный манер, сказал непрошеный гость по-французски.
Я прищурился. Нет, ни бледный, вытянутый огурцом овал лица, ни ехидная усмешечка по-червивому тонких губ, ни настороженные, сигающие по сторонам зрачками глаза не были мне знакомы.
– Кто Вы? Я Вас не знаю, – пробормотал я, силясь получше разглядеть в полумраке лицо собеседника.
– Кто я? – засмеялся он остреньким голоском. – Я — Ваша тень. А впрочем, почему бы не представиться? Ганс Книппель, агент австрийской тайной канцелярии. Догадываетесь теперь, о чём бы я хотел с Вами переговорить?
Теперь-то я догадывался. Всё дело в австрийских бумагах, которые я невольно прихватил в Офене. Но признаваться в этом не стал, промолчал.
– Нет, меня не интересует наша дипломатическая почта, что попала Вам в руки. Её судьба известна, она была доставлена вашему послу при венском дворе. Меня интересует другое: что Вы делали на Корсике? Зачем инкогнито приплыли в Бастью, зачем посетили высокогорный Корте и отчего так спешно, ночью, покинули Аяччо?
– Сударь, Вы меня с кем-то путаете, – глядя в угол, потому как врать не люблю и не умею, ответил я.
– Нет-с, – криво улыбнулся Книппель. – Разве не Вы, Ивань Матевеевич, устроили троянскую битву в жилом квартале Офена и потеряли при этом сапог с правой ноги? А потом купили новую пару у башмачника Иоганна Пархема? Разве не Вы нанимали проводника через Альпы, чтобы пройти кратчайшим путем в Италию? О, этот проводник доставил нам хлопот: до сих пор его разыскивают по горам наши летучие отряды. Чем Вы его, Ивань Матевеевич, привадили, что он не пожелал разговаривать с тайными агентами его родной империи? К счастью, есть другие контрабандисты, которые указали нам любимый маршрут Вашего проводника — через Сен-Готард и Чёртов мост. А далее нам помогли Вас разыскать Ваши же сапоги, которые Вы меняете с настойчивостью маньяка. Итак, у итальянского Дуино Вы снова заказываете новую пару сапог взамен истоптанных и интересуетесь дорогой на Милан и побережье Лигурийского моря. Вашу сношенную пару мы нашли. Башмачники обычно не выбрасывают старьё, выкраивая при необходимости кожу из голенищ. Именно там, на внутренней стороне голенища, мы и обнаружили клеймо аккуратного немецкого мастера Пархема и вполне уверились, что таинственный путник, следующий в направлении Генуи через Милан, – это Вы и есть.
Мы настигли Вас в Милане. Нетрудно было предположить, что человек с выправкой военного не сможет проехать мимо знаменитых оружейных мастерских. В порту Сан-Ремо мы могли бы Вас арестовать, причём на совершенно законных основаниях – за нападение на матросов дружественной Австрии страны. Но я по долгу службы любопытен. Мне захотелось выяснить цель Вашего визита. Узнав, что Вы отправились в Аяччо, я нанял небольшой барк и бросился за Вами в погоню. Увы, ночной ветер разметал наши корабли в разные стороны, и капитан моего судна счёл благоразумным войти в гавань Кальви, корсиканского города, располагающегося севернее Аяччо. Поскольку море не желало успокаиваться, я решил проследовать до Аяччо по суше.
К сожалению или, скорее, к счастью, я попал в этот город позднее, чем предполагал. Никаких записей ни у капитана порта, ни у других официальных лиц о вашем прибытии на остров не было. Не видели Вас ни рыбаки, ни бродяги, вечно шныряющие по побережью. И тут я подумал: а не обратиться ли мне к башмачникам? Чем чёрт не шутит! Наверное, только Вы и поверите, что там я снова напал на Ваш след. Мне рассказали, что со стороны моря, вплавь, в город однажды прибыл человек, у которого из платья осталась только рубаха. Он был бос, но расплачивался в харчевне золотом – и за ужин, и за новое платье, и – за новые сапоги. Потом я нашел Вашего приятеля по путешествию – торговца Жака. Простодушный малый рассказал мне о Вашем приключении в Бастье и о том, как Вы по пути из Басть и в Аяччо, разделались в горах с бандой разбойников. Браво, браво! Единственное, чего не знал этот добрый человек, умерший под пытками, – зачем Вы приезжали на Корсику. Пытались наладить связь с проанглийски настроенной оппозицией? Или интриговали в пользу генуэзских купцов, оказавших Вашей родине какую-то услугу? Или на Корсику скоро высадится десант, чтобы устроить на острове базу русского военно-морского флота? Зачем Вашему императору потребовался этот Богом забытый остров?!
– Почему ты, харя крысиная, думаешь, что я буду отвечать на твои вопросы? – наклонился я к австрийцу ближе и взглянул ему прямо в глаза.
– Потому, – ощерился он, – что вино, которое ты почти допил, – отравлено. Мы ведь в Италии, и здесь аква-тофана – такое же средство политики, как и кинжал. Если в ближайшие полчаса ты не получишь противоядие, то смерть твоя будет не легче, чем у твоего дружка Жака, а уж он-то орал бы благим матом, не закрой я предусмотрительно ему кляпом рот. Один из моих людей в зале держит в кармане противоядие. Предлагаю сделку: ты мне рассказываешь всё без утайки, а если я тебе поверю – получишь флакон с живой водой. Не успеешь – останешься с мёртвой в желудке. Советую начинать говорить прямо сейчас, времени у тебя мало. Довольный своей тирадой, он улыбнулся, как могла бы улыбнуться гадюка, и выжидательно посмотрел на меня. Я сидел, сражённый в самое сердце, а вернее, в печень и желудок. Так значит, Жак мёртв и его мечтам не суждено исполниться. Выходит, что мёртв и я. Но неужели этот поганый шпион думает, что я поменяю честь на жизнь? Но побороться за жизнь — почту за честь!
Я выхватил из-за пояса только что купленный пистолет и направил его под столом прямо в живот Книппелю.
– Противоядие! Быстро! А не то у тебя живот разболится от свинцовой пилюли и куда как быстрее, чем у меня!
Книппель посмотрел на меня, как на молодого щенка, пытающегося укусить за пятки всадника на лошади.
– Дорогой мой! Тебя вели мои люди и до мастерской, и после. У тебя не было времени зарядить пистолет. Ты все время находился на виду.
– Ошибаешься! – возразил я. – Пистолет я зарядил ещё в оружейной.
– Нет-нет, – покачал головой Книппель. – Я тебе не верю, лгунишка. Хозяева оружейных мастерских в Милане никогда не разрешают покупателю заряжать оружие в магазине. Боятся случайного выстрела, способного при особом везении поднять на воздух целый квартал. Стоп! Не хватайся за эфес! Иначе я убегу прочь, а ты так и умрёшь, не раскрыв тайны.
– И все же первым на тот свет отправишься ты!
Слова эти принадлежали человеку, который до того сидел к нам спиной и к разговору интереса не проявлял. Он резко повернулся, ткнув Книппелю в бок двуствольный пистолет.
С изумлением я узнал моего милого, милого вдвойне при нынешних обстоятельствах Михаила Фёдоровича. Он похудел, осунулся, домашний румянец сошёл с его щёк, волосы, казалось, ещё более поседели, веки над сухими, горячечными глазами были воспалены.
– Пей вино! – приказал Михаил Фёдорович Книппелю. – Или я угощу тебя двумя пулями! Видит бог, я даже и до трёх считать не буду. Ну!
Страх заметался заполошным зайцем в глазах австрийца. Не пить вино с отравой – застрелят. Отбросить в сторону кувшин, разбить его – пуля неминуема. Неверной рукой Книппель взялся за горло кувшина и приник к нему губами. Кадык его нервно и зло двигался в такт глоткам.
– Кислятина! – заявил он, опуская кувшин на стол. Михаил Фёдорович присел рядом с Книппелем, по-прежнему целя пистолетом тому в живот. Я на всякий случай заглянул в кувшин. Вино было выпито.
– Что ж, теперь самое время покушать! – заявил Михаил Фёдорович и громко крикнул: — Эй, рагаццо! Большую порцию яичницы с грудинкой! Прямо на сковороде! Будем есть, что называется, с одной тарелки, – пояснил он. – А то вдруг этот господин, – кивнул он в сторону Книппеля, – станет утверждать, что и закуска отравлена.
– Майн гот! – скривился австриец. – Так Вы с самого начала знали, что яд — это блеф?
– Догадывался, – скромно усмехнулся Михаил Фёдорович. – Ну уж будьте любезны, посидите с нами полчасика. Тем более, что я, как человек обязанный, хочу угостить Вас скромным обедом.
– Вы мне ничем не обязаны, – буркнул Книппель.
– Нет, ну как же, – возразил Михаил Фёдорович. – Очень даже обязан. Русская резидентура в Австрии не так многочисленна, как Ваша. Так что Ваши люди, за которыми следили мои, помогали мне пройти по стопам Ивана Матвеевича, вернее, сначала за Иваном Матвеевичем шли Вы, господин австрияк, а потом я, на всякий случай. Вы познакомили меня со всеми вашими шпиками и тайными доносчиками. Вы привели меня прямиком к моему другу и соратнику. Жаль только, на Корсике я Вас упустил. Так что благодарствуйте и налегайте на яичницу. Погодите, разрежу я её сам, а то с Вами, как я погляжу, ухо надо держать востро.
Балагуря и посмеиваясь, Михаил Фёдорович потчевал нас с хлебосольством истинно русского барина. По прошествии получаса Михаил Фёдорович отпустил Книппеля восвояси. И он ушел торопливо, оглядываясь, как бродячий пёс, которого ожгли плетью, чтобы не лез, куда не просят.
* Аква-тофана – название яда, который в конце XVII века наделал много шума в Италии. Это жидкость на основе мышьяка без запаха, вкуса и цвета.
