Затишье
– Я предложила Лэтимеру Спрингфилду провести у нас воскресенье и остаться переночевать, – объявила миссис Дьюрмот, сидя за столиком для завтрака.
– Я думал, что сейчас он мучается в предвыборной агонии, – заметил её супруг.
– Именно так. Выборы пройдут в среду, и к тому времени бедняга умотается до состояния бледной немочи. Только подумай, каково проводить избирательную кампанию под этим жутким проливным дождём, колесить по раскисшим сельским дорогам и выступать перед безразличной ко всему публикой в школьных классах, где гуляют сквозняки; и так день за днём в течение двух недель. Утром он покажется где-нибудь на воскресной службе в церкви, а потом сразу же приедет к нам и полностью отдохнёт от всего, имеющего отношение к политике. Я велела убрать с лестницы картину, на которой Кромвель распускает «Долгий парламент», а из курительной комнаты – портрет Лэдас лорда Роузбери (1). А ты, Вера, – добавила миссис Дьюрмот, поворачиваясь к своей шестнадцатилетней племяннице, – будь аккуратна, выбирая цвет ленты для волос. Не должно быть ни голубого, ни жёлтого – это цвета партий-соперников, а изумрудно-зелёный и оранжевый также не годятся из-за грядущих проблем с гомрулем (2).
– На мероприятиях государственной важности я всегда ношу чёрную ленту в волосах, – сказала Вера с уничтожающим достоинством.
Лэтимер Спрингфилд был весьма бесцветным, старящимся молодым человеком. Он ушёл в политику примерно в том же настроении, в каком иные облекаются в полу-траур. Не будучи энтузиастом, он был упорным работником, и миссис Дьюрмот не сильно погрешала против истины, утверждая, что ему приходится напряженно трудиться на этих выборах. Спасительное затишье, о котором она пеклась, было определённо нелишним для её гостя, которого, однако, нервное напряжение гонки держало хваткой слишком сильной, чтобы напрочь отрешиться от неё.
– Я знаю, он до полуночи просидит, отшлифовывая фразы для своей заключительной речи, – с досадой проговорила миссис Дьюрмот, – и хотя весь день и вечером нам удавалось обходить политические темы, больше этого нам сделать не под силу.
– Ну, это мы ещё посмотрим, – сказала Вера, – сказала, впрочем, про себя.
Едва закрыв дверь спальной, Лэтимер с головой ушёл в кипы записей и памфлетов, с помощью ручки и блокнота располагая в нужном ему порядке полезные факты и пристойный вымысел. Он просидел за работой, наверное, минут тридцать пять, но когда в доме, всё, казалось, погрузилось в здоровый деревенский сон, в коридоре послышался приглушённый визг и шум борьбы, а затем к нему в дверь громко постучали. И прежде, чем он успел ответить, обременённая неудобной ношей Вера ввалилась в комнату с вопросом: «Скажите, могу я оставить здесь вот этих?»
Под «вот этими» она имела в виду маленькую чёрную свинью и крепкого чёрно-красного бойцового петуха.
Лэтимер умеренно любил животных; особенно его интересовало экономически выгодное разведение мелкого домашнего скота, и в одном из памфлетов, в которые он сейчас погрузился, горячо пропагандировалось дальнейшее развитие свиноводства и птицеводства в сельских районах. Но его вполне можно простить за нежелание разделить даже весьма просторную спальню с образцами продукции вышеуказанных отраслей сельского хозяйства.
– Возможно, им будет лучше где-нибудь на улице? – спросил он, тактично облекая свои собственные пожелания в форму заботы о благе других.
– Нет больше улицы, – веско сказала Вера. – Нет ничего, кроме пространства темных бушующих вод. Водохранилище в Бринкли прорвало.
– Я не знал, что в Бринкли есть водохранилище, – сказал Лэтимер.
– Теперь его уже нет; оно благополучно растеклось по всей местности, и поскольку наш дом стоит в низине, мы оказались в самом центре внутреннего моря. К тому же и река вышла из берегов.
– Боже милосердный! А жертвы есть?
– Огромное количество, скажу вам. Вторая горничная уже опознала в трёх телах, проплывших мимо окна бильярдной, жениха, с которым она была помолвлена. Одно из двух: либо она помолвлена слишком со многими из местных жителей, либо относится к процессу опознания чересчур легкомысленно. Впрочем, это могло быть одно и то же тело, подхваченное водоворотом; такое мне как-то не пришло в голову.
– Тогда нам надо принять участие в спасательных работах на улице, – сказал Лэтимер, которому инстинкт кандидата в парламентарии подсказал, как попасть в центр внимания местной общественности.
– Мы не можем, – решительно проговорила Вера. – У нас нет лодок, а бурлящие потоки воды отрезали нас от окружающего мира. Моя тётушка очень надеется, что вы не станете покидать свою комнату и не добавите сумятицы к происходящему. Она также считает, что было бы исключительно любезно с вашей стороны взять к себе на ночь бойцового петуха по кличке Хартлпульское Чудо. Знаете, у нас есть ещё восемь бойцовых петухов, и если они собираются вместе, то начинают драться, как сумасшедшие. Поэтому мы поместили по одному в каждую спальню – птичники ведь затопило. А потом я подумала, что вы, может быть, согласитесь взять этого маленького поросёнка. Хоть и нрав у него несносный, но он такой милый. Он унаследовал характер от своей мамочки – не подумайте, что мне нравится говорить такое о бедняжке-утопленнице, которая лежит сейчас в своем свинарнике. Всё, что ему нужно – это твёрдая мужская рука, чтобы держать его в должных рамках. Я бы попробовала справиться с ним сама, но у меня в комнате – мой чау-чау, а он, знаете, проходу не дает свиньям...
Перевёл с англ. Андрей КУЗЬМЕНКОВ
(1) Лэдас – лошадь лорда Роузбери, премьер-министра Англии (1894-95 гг.), выигравшая скачки в Эпсоне в 1894 г.
(2) Гомруль – политическое движение за независимость Ирландии в конце XIX – начале XX вв.
