Назад

Рождество по-настоящему
(отрывок)


— Надеюсь, вы привезли нам массу новых идей к праздникам, — такими словами приветствовала леди Блонз последнюю прибывшую к ней гостью. — И старомодное Рождество, и современное совершенно исчерпали себя. А в этом году мне хочется чего-то по-настоящему необычного.

— В прошлом месяце я гостила у Мэтьюсонов, и у нас родилась отличная мысль, — с энтузиазмом отозвалась Бланш Бовил. — Все гости выбрали себе роли и соответствующим образом вели себя в продолжение всего визита, а перед отъездом каждый высказывал предположение, кто кого играл. Тот, чьего героя угадывали, получал приз.

— Звучит забавно, — сказала леди Блонз.

— Я была святым Франциском Ассизским — мы решили дать себе свободу в выборе пола наших персонажей, — продолжала Бланш. — И всякий раз, когда мы садились за стол, в середине трапезы я вставала и бросала крошки птицам, — мне казалось, что каждый должен помнить о любви к птицам святого Франциска. Все, однако, думали, что я была стариком, кормившим воробьев в саду Тюильри, тупицы бездарные. А тут еще полковник Пентли, притворившийся Весёлым Мельником на берегу речки Ди (1).

— Как ему это удалось? — поинтересовался Берти Ван Танн.

— От заката до рассвета он только и делал, что смеялся и пел, — сказала Бланш.

— В этом мало приятного для всех остальных, — заметил Берти. — В действительности он находился отнюдь не на берегах Ди.

— Это следовало вообразить, — парировала Бланш.

— Вообразить! В таком случае точно так же можно было вообразить овечек на другом берегу и звать их домой, как Мэри, с песчаного бережка Ди.

— Смеяться-то легко, — сказала Бланш. — А на самом деле всё проходило очень весело и интересно.

— Отличная рождественская идея! — восхитилась леди Блонз. — Мы непременно должны сделать то же самое. Однако сэр Николас воспринял её энтузиазм скептически.

— Дорогая, ты уверена, что поступаешь правильно, затевая здесь всё это? — спросил он жену, оставшись с ней наедине. — Наверное, неплохо разыгрывать такие спектакли у Мэтьюсонов, где собиралась компания немолодая и достаточно степенная. Но у нас-то гости несколько иные. Для этой вертихвостки Дармот никакой закон не писан, а что собой представляет Ван Танн, ты сама знаешь. А кроме них есть ещё Сирил Скэтерли, у которого по одной линии в роду были сумасшедшие, а по другой — венгерская бабушка.

— Не вижу, что такого особенного они могут натворить, — возразила леди Блонз.

— Именно неизвестности следует опасаться, — заметил сэр Николас. — Что если Скэтерли взбредёт в голову изображать васанского быка (2)… В таком случае, лучше бы меня здесь не было.

— Хорошо, давай исключим библейские персонажи. И потом, что такого ужасного натворили эти тучные васанские быки? Кажется, они всего лишь обступили кого-то и разевали свои пасти — по крайней мере, ничего иного мне на память не приходит.

— Откуда тебе известно, дорогая, что сможет усмотреть в этой роли Скэтерли, с его венгерским воображением? Много ли проку в том, чтобы потом укорить его: «Вы вели себя так, как не позволил бы себе ни один васанский бык»?

— Ну, ты определенно алармист, — сказала леди Блонз. — Мне всё же очень хочется осуществить эту затею. Уверена, о ней будут много говорить.

— Не удивлюсь, — сказал сэр Николас.

В тот вечер обед проходил довольно скучно, — необходимость соответствовать выбранной роли и, одновременно, расшифровывать поведение других гостей мешала всем почувствовать присущий празднику дух радости. И все с благодарностью и облегчением восприняли предложение Рэчел Кламмерштейн оторваться на час-другой от «ролевой игры» и немного послушать игру на фортепьяно. Рэчел весьма избирательно относилась к фортепьянной музыке, ограничивая свой интерес кругом пьес, исполняемых Морисом и Августой, её обожаемыми отпрысками, игравшими, надо отдать им должное, просто великолепно.

Кламмерштейнов охотно приглашали в гости на рождественские праздники, чему имелась веская причина: они дарили дорогие подарки и на Рождество и на Новый год, и миссис Кламмерштейн уже намекнула, что не прочь учредить специальный приз за лучшую сыгранную в этой игре роль. Известие обрадовало всех присутствовавших; будь учредителем приза леди Блонз, что логично следовало из её статуса хозяйки, это наверняка оказался бы сувенир стоимостью двадцать–двадцать пять шиллингов, тогда как приз Кламмерштейнов вполне мог потянуть на несколько гиней.

После того, как Мориц и Августа встали из-за фортепьяно, пришла пора подвести итог актёрским усилиям гостей. Блашн Бовил покидала комнату прыжками, нарочитость которых, по её мнению, позволяла распознать приемлемую имитацию танца балерины Павловой. Однако Вера Дармот, шестнадцатилетняя вертихвостка, выразила предположение, единодушно одобренное прочими, что своими действиями она изображала знаменитую прыгающую лягушку Марка Твена. Ещё одним гостем, рано отправившимся спать, был Уолдо Плабли, вся жизнь которого подчинялась гигиеническим процедурам и была поминутно расписана. Уолдо был полным и вялым молодым человеком двадцати семи лет от роду; когда он был ещё совсем ребенком, его мать решила для себя, что её сын — исключительно хрупкое создание и, изнежив его и сделав домоседом, добилась кардинальных изменений в его характере и физической форме: он вырос брюзгой и слабаком. Девять часов беспробудного сна, которому предшествовали сложные дыхательные упражнения и гигиенические процедуры были нормой, неукоснительно соблюдаемой Уолдо. Кроме этого он требовал от всех, кто хотя бы в малейшей мере помогал ему справляться с житейскими нуждами, соблюдать массу других правил. В каком бы доме ему ни доводилось останавливаться, горничным всякий раз торжественно вручался особый маленький чайничек для приготовления его утреннего чая. Никто так и не разгадал загадку этого бесценного прибора, однако Берти Ван Танн распустил слух, что его носик во время настаивания заварки должен непременно смотреть на север.

Но в ту ночь норму беспробудного девятичасового сна пришлось заметно урезать, и причиной тому стало неожиданное и отнюдь не бесшумное вторжение в комнату Уолдо облачённой в пижаму фигуры.

— Что случилось? Вы что-то потеряли? — удивленно спрашивал разбуженный Уолдо, постепенно узнавая Ван Танна, который лихорадочно шарил по комнате, словно пытался найти некую пропажу.

— Я ищу овец, — услышал он в ответ.

— Овец?! — воскликнул Уолдо.

— Да, овец. А вы подумали, что я разыскиваю здесь жирафов?

— Не понимаю, с чего это вдруг вы решили искать что-то в моей комнате, — рассердился Уолдо.

— Боюсь, что сейчас не самое подходящее время обсуждать такие вещи, — сказал Берти и принялся торопливо рыться в ящиках комода. Рубашки и нижнее бельё полетели на пол.

— Там нет никаких овец, говорю вам, — завопил Уолдо.

— Если бы вы ничего не скрывали, вы бы не были так возбуждены, — сказал Берти, смахнув почти всё постельное белье на пол.

Уолдо решил, что Ван Танн сошёл с ума и предпринял отчаянную попытку подстроиться к нему.

— Идите к себе с миром и ложитесь спать, — взмолился он. — А утром все ваши овечки вернутся к вам...


Перевёл с англ. Андрей КУЗЬМЕНКОВ


(1) Весёлый Мельник с реки Ди, Мэри с овечками — персонажи популярных английских детских песенок.

(2) Васанские быки — упоминаются в псалме 21: 14-15.



 

 
 
  • Все права защищены. ЗАО "Редакция журнала "Бумеранг"
  • Перепечатка возможна только с письменного разрешения редакции.
http://bestwebdesign.ru/