Человек-фон
(отрывок)
– Как мне наскучила тарабарщина, которую несёт эта женщина, рассуждая об искусстве, – пожаловался Кловис своему приятелю-журналисту. – Говоря о некоторых картинах, она любит повторять, что они «растут прямо на тебе», словно это разновидность грибка.
– А мне вспомнилась история Генри Деплиса, – отозвался журналист. – Я никогда не рассказывал её? Кловис покачал головой.
– Генри Деплис был уроженцем Великого Герцогства Люксембургского. Повзрослев и хорошенько всё обдумав, он решил стать коммивояжером. Дела нередко заставляли его покидать пределы Великого Герцогства, так что известие о том, что дальний родственник оставил ему после смерти наследство, настигло его в маленьком городке в Северной Италии.
Наследство, даже по скромным меркам Генри Деплиса, никак нельзя было назвать крупным, однако обладание им подтолкнуло его совершить несколько сумасбродных поступков, довольно безобидных, на первый взгляд. В частности, в лице татуировщика синьора Андреаса Пинчини он решил поддержать местных тружеников изобразительного искусства. Синьор Пинчини был, возможно, лучшим мастером татуировки, известном Италии, однако он находился в столь стеснённом материальном положении, что за смешную сумму в шестьсот франков с радостью согласился в ярких красках изобразить падение Икара на всей спине клиента, от ключицы до талии. По мнению месье Деплиса, Икар был крепостью, взятой Валленштейном в Тридцатилетней войне, и он был несколько разочарован, узнав, что сюжет изображения не совсем совпал с его предположениями, однако вполне утешился мастерством, с которым была исполнена работа, тем более, что все, кто удостоился чести видеть татуировку, единогласно провозгласили её шедевром Пинчини.
Это стало его величайшим достижением, но, увы, последним. Выдающийся мастер умер, даже не дождавшись платы за свою работу и крылатые херувимы на аляповатом надгробье, под которым он обрёл вечный покой, вряд ли дали бы ему много места для упражнений в его любимом искусстве. Что же касается шестисот франков, то теперь они причитались вдове Пинчини. И вот тут-то и начался величайший жизненный кризис Генри Деплиса, коммивояжера. Наследство, по причине погашения из него многочисленных мелких ссуд, уменьшилось до величины совершенно незначительной, а после неотложного платежа за вино и выплат по ряду других текущих счетов, он и вовсе смог предложить вдове всего лишь чуть больше четырехсот тридцати франков. Госпожа, понятное дело, возмутилась, и гнев её, как она словоохотливо пояснила, был вызван не столько предложением скостить сто семьдесят франков, сколько попыткой обесценить значимость всеми признанного шедевра его усопшего супруга.
В течение следующей недели, однако, Деплису пришлось уменьшить размер суммы до четырехсот пяти франков, вследствие чего негодование вдовы переросло в несдерживаемую ярость. Она заявила о признании сделки по продаже произведения искусства недействительной, а спустя несколько дней, к ужасу Деплиса, преподнесла творение в дар муниципалитету Бергамо, с благодарностью принявшему его. Деплис постарался, не привлекая внимания, покинуть городок и почувствовал огромное облегчение, когда руководство компании отправило его в Рим, где, как он надеялся, сумеют затеряться следы и его самого, и знаменитого изображения.
Но на своей спине он нёс груз гениальности умершего мастера. В один прекрасный день, в коридоре бани, его остановил и потребовал немедленно одеться хозяин заведения, который был уроженцем Северной Италии и категорически возражал против того, чтобы публично экспонировать знаменитое «Падение Икара» без разрешения муниципалитета Бергамо. По мере того, как обстоятельства дела приобретали всё большую известность, росли общественный интерес и внимание властей к нему, так что Деплис даже в самый жаркий день не мог окунуться в речке или в море, предварительно не облачившись до самых плеч в плотный купальный костюм. Позже у властей Беграмо возникло опасение, что солёная вода может повредить шедевру, и было вынесено бессрочное предписание, запрещавшее коммивояжеру, и без того достаточно ограниченному в своих поступках, при любых обстоятельствах купаться в море. Неудивительно, что он искренне обрадовался, когда работодатели подыскали для него новое поле деятельности в окрестностях Бордо. Однако от его радости не осталось и следа, когда он добрался до итало-французской границы. Здесь у него на пути вырос впечатляющий заслон официальных лиц всех мастей, которые без околичностей напомнили ему об обязательном для всех законе, запрещавшем вывозить за границу произведения итальянского искусства...
Перевёл с англ. Андрей КУЗЬМЕНКОВ
