Луи
(отрывок)
– Неплохо было бы провести нынешнюю Пасху в Вене и навестить там кое-кого из моих старых друзей, – сказал Струдварен. – Мне кажется, на Пасху это едва ли не самый весёлый город в Европе…
– Я считала, что мы уже решили провести Пасху в Брайтоне, – перебила его Лина Струдварен с видом огорчённо-удивленным.
– Ты хочешь сказать, что для себя уже всё решила, и мы должны провести Пасху в Брайтоне? – удивился её муж. – Но ведь на прошлую Пасху мы как раз и были в Брайтоне и Уитсантайде, а ещё год назад были в Уортинге и потом опять же в Брайтоне. Раз уж речь зашла об этом, то, думается мне, на сей раз неплохо было бы радикально сменить декорации.
– Путешествие в Вену обойдётся нам очень недёшево, – сказала Лина.
– С чего это вдруг ты начала беспокоиться об экономии? – поддел её Струдварен. – Во всяком случае, поездка в Вену станет нам ничуть не дороже тех бесполезных ленчей, которые мы устраиваем для наших совершенно бесполезных знакомых в Брайтоне. Избавиться от их общества уже само по себе станет праздником.
>Струдварен говорил с чувством, но Лина Струдварен хранила многозначительное молчание. Вполне возможно, что общество, которое она собирала вокруг себя в Брайтоне и на других курортах южного побережья, состояло из личностей и глуповатых, и бесполезных, зато они прекрасно владели умением подольститься к миссис Струдварен. И она не испытывала ни малейшего желания жертвовать оказываемыми ей знаками внимания ради холодного равнодушия незнакомцев в иностранной столице.
– Ты можешь отправиться в Вену один, если тебе так хочется, – заявила она. – Я не могу оставить здесь Луи; в зарубежных отелях собака – всегда страшная проблема, и, кроме того, не забудь про карантинные строгости, которые нас ждут по возвращении, и связанные с этим хлопоты. А ведь Луи может умереть, если расстанется со мной хотя бы на неделю. Ты даже не представляешь, что тогда станет со мной.
Лина нагнулась и поцеловала в нос маленького, коричневого окраса померанского шпица, с безучастием баловня уютно устроившегося под шалью у неё на коленях.
– Послушай, – сказал Струдварен, – эти вечные проблемы с Луи становятся просто смешными. Ничего нельзя сделать, ничего нельзя начать планировать без боязни нарушить какой-либо запрет, связанный с капризами или удобствами этого существа. Будь ты жрецом какого-нибудь африканского божка, ты не смогла бы изобрести свод ограничений строже. Я уверен, ты попросила бы правительство отложить всеобщие выборы, если бы они, по твоему мнению, отрицательно сказывались бы на комфорте Луи.
Вместо ответа миссис Струдварен опять нагнулась и поцеловала безразличный к её ласкам коричневый носик. Так на её месте поступила бы всякая женщина, с характером, пускай, безусловно покорным и мягким, однако способная, в то же время, пожертвовать, скорее, всем миром, чем уступить хоть на йоту в том, в чём она считает себя правой.
– Самое удивительно это то, что тебя ни в коей мере нельзя назвать любительницей животных, – продолжал Струбварен с растущим раздражением. – Когда мы бываем в Керрифилде, ты и шага не сделаешь, чтобы выгулять домашних собак, пускай они хоть умирают со скуки, и я не уверен, появлялась ли ты в конюшне больше одного раза в своей жизни. Ты поднимаешь на смех и называешь пустыми хлопотами кампанию против истребления птиц ради их оперения, и ты всегда сердишься на меня, когда я начинаю вступаться за встречающихся нам по дороге замученных и заезженных животных. И, тем не менее, ты стремишься подчинить планы всех и каждого удобству этого маленького и эгоистичного комочка меха.
– Ты предубеждён против моего маленького Луи, – проговорила Лина с бесконечно-нежной грустью в голосе.
– Ничто мне не давало повода относиться к нему иначе, – сказал Струдварен. – Я знаю, каким прекрасным компаньоном может быть собака, но до Луи мне и пальцем не позволено дотронуться. Ты говоришь, что Луи кусает всех, кроме тебя и твоей горничной, и я помню, как однажды под этим предлогом ты буквально вырвала из рук у старой лэди Питерби, захотевшей его погладить. Всё, что я вижу – это кончик его носа, явно нездорового цвета, выглядывающий из корзинки или из твоей муфты, да ещё иногда я слышу его хрипловатое подтявкивание, когда ты прогуливаешь его по коридору. Трудно испытывать большую любовь к такой псине. Похожим образом можно заставить себя полюбить кукушку в часах. – Он любит меня, – сказала Лина, вставая из-за стола и держа в руках укутывавшую Луи шаль. – Он любит только меня и, возможно, поэтому я так сильно люблю его. Мне не важно, что ты скажешь против него, я никогда с ним не расстанусь. Если ты собрался в Вену, я скажу только одно: поезжай без меня. Хотя, по-моему, куда более разумным для тебя было бы отправиться со мной и с Луи в Брайтон, но, разумеется, ты можешь поступать так, как тебе угодно.
– Надо избавиться от пса, – сказала сестра Струдварена, когда Лина вышла из комнаты. – Ему надо помочь уйти из этой жизни быстро и без страданий. Лина всего лишь пользуется Луи как предлогом для того, чтобы настоять на своём там, где ей следовало бы уступить твоим желаниям или требованиям семейного благополучия. Так повторялось уже десятки раз. Я уверена, ей глубоко наплевать на саму собаку. Если Луи мешает её приятелям толпиться вокруг неё в Брайтоне или где-нибудь ещё, она бросает его наедине с горничной на целый день. Но стоит тебе предложить Лине отправиться с тобой вдвоём туда, куда ей не хочется, она тут же скажет, что не может оставить собаку. Когда тебе доводилось незаметно зайти к ней в комнату, ты хоть раз видел, чтобы она говорила с ней? Со мной такого не случалось. У меня нет сомнений, что она возится с псом только в чьём-либо присутствии.
– Не стану отрицать, – сказал Струдварен, – что в последнее время я и сам не раз размышлял над тем, как бы удачнее подвести итог жизни Луи. Боюсь, однако, что не так просто будет подстроить несчастный случай существу, которое проводит большую часть времени в муфте или спит в игрушечной конуре. Думаю, что яд здесь бесполезен; пёсик, очевидно, перекормлен, – Лина иногда предлагала ему лакомства со стола, но я никогда не видел, чтобы он их ел.
– В среду утром Лина уйдёт в церковь, – задумчиво проговорила Элзи Струдварен. – Туда нельзя будет взять Луи, а на ленч она приглашена к Деллингсам. Это даст тебе несколько часов, чтобы исполнить задуманное. Уверена, горничная большую часть этого времени будет флиртовать с шофером, а если и нет, то я займу её чем-нибудь.
– Всё это хорошо, – вздохнул Струдварен. – но, увы, мне трудно себе представить, какого рода несчастный случай может произойти в его жизни. Пёсик ужасно неактивен. Я не могу сказать, что он будто бы прыгнул в ванну и утонул или вступил в неравную схватку с мастиффом мясника и был разодран в клочья.
В каком виде смерть может прийти к завсегдатаю уютной корзинки? Не менее странным будет, если мы вдруг скажем, что подверглись нападению суфражисток, ворвавшихся в спальню Лины и швырнувших кирпичом в Луи. Ведь придётся совершить немало и других разрушений, что само по себе неприятно и чему, в отсутствие посторонних в доме, немало удивятся слуги.
– У меня есть идея, – сказала Элзи. – Возьми воздухонепроницаемый ящик и просверли в нём маленькую дырочку, ровно такую, чтобы туда вошёл резиновый шланг от газового рожка. Помести Луи вместе с его будкой в этот ящик, плотно закрой его и подсоедини другой конец шланга к рожку. Это будет идеальная камера смерти. Затем ты поставишь конуру возле открытого окна, чтобы избавиться от запаха газа, а Лина, вернувшись домой к вечеру, найдёт мирно почившего Луи.
– О таких женщинах, как ты пишут романы! – воскликнул Струдварен. – У тебя идеальный для преступника склад ума. Идём-ка и поищем ящик...
Перевёл с англ. Андрей КУЗЬМЕНКОВ
