Гиацинт
(отрывок)
– Мне нравится новая мода привлекать детей кандидатов к предвыборной гонке, – сказала миссис Пэнстрепон. – Это немного смягчает суровость партийной борьбы, да и сами дети обогащаются впечатлениями, о которых будет интересно вспоминать годы спустя. И все же, Матильда, прислушайся к моему совету, не бери Гиацинта в Лафбридж в день голосования.
– Не брать Гиацинта! – воскликнула его матушка. – Но почему? Джаттерли потащит с собой всех троих своих детей. Он собирается усадить их в коляску, запряжённую парочкой нубийских осликов, – чтобы подчеркнуть тот факт, что их отец назначен колониальным секретарём, – и они будут разъезжать по всему городу.
В нашей избирательной кампании мы делаем акцент на необходимости иметь сильный флот, и будет очень кстати, если Гиацинт появится в матросском костюмчике. Он будет выглядеть как ангелочек.
– Вопрос не в том, как он будет выглядеть, а как будет вести себя. Не спорю, он чудесный малыш, но иногда из него так и прёт какая-то необузданная, просто пугающая драчливость. Может, ты и забыла историю с маленькими Гэффинами, но я-то уж – нет.
– Тогда я была в Индии и с трудом припоминаю те события. Знаю, он был большим проказником.
– Он ехал в своей повозке, запряжённой козой, по дороге встретился с Гэффинами, которых везли в прогулочной коляске, и на всем ходу протаранил их. Коляска перевернулась и придавила малыша Джеки Гэффина, и пока няня боролась с козой, Гиацинт хлестал его ремнем по ногам как маленький псих.
– Я не собираюсь защищать его, – сказала Матильда. – Но они, должно быть, чем-то досадили ему.
– Они-то как раз ни при чём. Однако в тот день кто-то некстати сказал ему, что Гэффины наполовину французы – как известно, девичья фамилия их матери была Дюбок – а утром, на уроке истории, он узнал о сдаче англичанами Кале. Это привело его в ярость. Он пообещал проучить маленьких лягушат, которые воруют у нас города, но в тот момент никто и предположить не мог, что он имеет в виду Гэффинов.
Потом я сказала ему, что все неприязненные чувства между двумя нациями остались в далёком прошлом, да и Гэффины всего лишь наполовину французы, а он отвечал, что порол французскую часть Джеки, тогда как его английская была погребена под коляской. Если потеря Кале так подействовала на него, я содрогаюсь при одной мысли о том, что может произойти, если будут проиграны выборы.
– Это случилось, когда ему было всего восемь, – сказала Матильда, – теперь он стал старше и лучше понимает, что к чему.
– Дети с характером, как у Гиацинта, даже с возрастом не понимают, что к чему. Они просто больше узнают того, что вообще ни к чему.
– Чушь. Выборы ему понравятся, да и к тому моменту, когда объявят их результаты, он успеет устать. И потом, я подобрала голубую ткань для его матросского костюмчика так, чтобы она подходила и к нашим предвыборным цветам, и к его голубым глазам. Как цветовое пятно он произведёт просто очаровательное впечатление.
– Случается, что эстетическое чувство перевешивает здравый смысл, – заметила миссис Пэнстрепон. – Наверное, ты простила бы и крах компании Южных морей, и преследование альбигойцев, если бы всё это сопровождалось впечатляющими цветовыми гаммами. Однако если в Лафбридже произойдут какие-нибудь неприятности, не говори потом, что никто из членов семьи их не предвидел.
Выборы проходили в борьбе упорной, но не выходившей за рамки дозволенного. Недавно назначенный колониальный секретарь был лично популярен, тогда как правительство, которое он представлял, популярностью похвастаться не могло, и имелись оправданные опасения, что большинство в четыреста голосов, полученное им на предыдущих выборах, может растаять, как весенний снег. Обе стороны испытывали надежду на благополучный для себя исход, но никто не был абсолютно уверен. Дети, впрочем, оказались на высоте; юные Джаттерли торжественно разъезжали по главным улицам города в коляске, запряжённой толстыми осликами, и демонстрировали плакаты, призывавшие голосовать за их папу, фактически, на том основании лишь, что он являлся их папой. Что же касается Гиацинта, его поведение и впрямь могло служить примером любому юному ангелу, ненароком угодившему в гущу предвыборной борьбы. Без всякого понукания, под восхищёнными взглядами полудюжины фотографов, он подошёл к юным Джаттерли и предложил им пакетик ирисок; «хоть мы и одеты в разные цвета, это не повод для вражды», – сказал он с заразительным дружелюбием, и сидящие в коляске дети с вежливо-торжественным видом приняли его дар. Взрослые члены обеих политических лагерей, оказавшиеся свидетелями этой сцены, пришли в восторг – исключением стала лишь миссис Пэнстрепон.
«Никогда поцелуй Клитемнестры не был слаще, чем в ту ночь, когда она убила меня», – процитировала она, невольно содрогнувшись при этом; впрочем, цитируя, она обращалась лишь к себе самой.
Последний час голосования обе партии трудились, не покладая рук; все сходились на том, что кандидатов разделяет не более дюжины голосов, и каждая сторона изо всех сил тянула на свою сторону последних, самых упрямо-нерешительных избирателей. Неудивительно, что бой часов, объявивший об окончании голосования, был встречен всеобщим вздохом облегчения. Послышались громкие восклицания, и из бутылок полетели пробки.
«Ну, если мы и не выиграли, зато сделали, что могли». «Всё прошло честно и без подвохов». «Дети вели себя просто прелестно, не правда ли?» Дети? Всем вдруг пришло в голову, что за последний час детей никто не видел. В самом деле, куда исчезли трое маленьких Джаттерли и их запряжённая осликами коляска и, кстати сказать, куда делся Гиацинт? Между штабами обеих партий и комнатами, где заседали различные комитеты, озабоченно забегали посыльные, но никто не мог вразумительно ответить, где дети. На завершающем этапе выборов дел свалилось столько, что некогда было даже подумать о детях. Но вот в комитете женщин-унионистов зазвонил телефон и в трубке раздался голос Гиацинта, захотевшего узнать, когда будут объявлены результаты выборов.
– Где ты и где малыши Джаттерли? – спросила его мама.
– Я в кондитерской; я только что перекусил и мне разрешили позвонить. Я съел яйцо-пашот и четыре безе.
– Тебе станет плохо. А Джаттерли с тобой?
– Скорее нет, чем да. Они в свинарнике.
– В свинарнике? С какой стати? В каком ещё свинарнике?
– Возле Кроули-роуд. Я встретил их на просёлке, по которому они ехали в своей коляске, и позвал перекусить вместе со мной, а ослов загнал на двор. Затем я повёл их посмотреть на свинью, которая только что родила поросят. Кидая свинье кусочки хлеба, я выманил её из хлева, и когда Джаттерли зашли внутрь, чтобы взглянуть на поросят, я запер дверь снаружи на задвижку.
– Негодный мальчишка, ты хочешь сказать, что оставил бедных малышей одних в свинарнике?
– Они не одни, с ними десяток маленьких поросяток, так что им нескучно. Правда, они чуть с ума не сошли, когда поняли, что сидят взаперти, но свинья взбесилась ещё больше. Если ей удастся прорваться к своим отродьям, – она превратит всех Джаттерли в фарш. Я могу помочь им выбраться – для этого у меня есть небольшая лестница, которую можно спустить в свинарник через верхнее окно. Я так и поступлю, но только в том случае, если мы победим. А если на выборах пройдёт их чёртов папаша, я впущу свинью, и пусть она делает с ними всё, что ей заблагорассудится. Вот почему я хочу знать, когда будут объявлены результаты.
На этом звонивший повесил трубку. Беготня, суета, лихорадочная рассылка курьеров – такой была реакция на звонок на другом конце провода. Почти все члены команд обоих кандидатов уже рассеялись по своим пабам и клубам в ожидании объявления итогов выборов, но, несмотря на это, установить место подвигов Гиацинта не составило большого труда. Неподалёку от Кроули-роуд, в конце короткого переулка, находился скотный двор некоего мистера Джона Болла, и все знали, что его свинья принесла десяток поросят. Туда-то и устремились, сломя голову, оба кандидата, матушка Гиацинта, его тетя (та самая миссис Пэнстрепон) и пара-тройка их друзей, оказавшихся рядом. Во дворе им сразу бросилась в глаза парочка нубийских осликов, мирно жевавших сено из кормушки. Низкий разъярённый визг животного и высокие ноты хора из тринадцати голосов, три из которых явно принадлежали людям, привели их к свинарнику, возле которого огромная йоркширская свинья несла неусыпную вахту перед запертой дверью. Гиацинт же расположился на широком подоконнике распахнутого настежь окна. Главное преимущество такой позиции заключалось в том, что для него не составляло никакого труда наклониться и толкнуть задвижку двери; его голубой матросский костюмчик выглядел теперь несколько помятым, и ангельская улыбка сменилась выражением демонической решимости.
– Если хоть один из вас сделает ещё шаг, вы не успеете и глазом моргнуть, как свинья будет внутри.
Ошеломлённые спасатели разразились криками, угрозами, увещеваниями, но всё это произвело на Гиацинта впечатление не большее, чем доносящийся из хлева пронзительный визг.
– Если Джаттерли выиграет выборы, я впущу свинью. Я покажу этим ничтожествам, как красть нашу победу.
– Он не шутит, – сказала миссис Пэнстрепон. – Не зря я опасалась самого худшего, наблюдая сцену с ирисками.
– Не волнуйтесь, мой мальчик, – Джаттерли решил прибегнуть к хитрости, в определенных обстоятельствах простительной даже колониальному секретарю. – Ваш отец избран подавляющим большинством голосов.
– Ложь! – возразил ему Гиацинт с прямотой не столько непростительной, сколько крайне необходимой в профессии политика. – Мой приятель обещал подать сигнал, когда объявят результаты: два ружейных выстрела будут означать нашу победу, один – поражение.
Положение становилось критическим. «Надо усыпить свинью», – прошептал отец Гиацинта.
Перевёл с англ. Андрей КУЗЬМЕНКОВ
